Если бы режиссер захотел запечатлеть твою жизнь, это было бы его величайшее кино, потому что нет иного человека, который так бездарно и неумело, так внимательно и доверчиво, так нежно и трогательно, так остро и беззастенчиво принимал эту жизнь.
Счастье и боль наблюдать за твоим течением, за движением твоих мыслей и рук - неумолимо меняющихся, волос - неотвратимо белеющих, голоса - мучительно звонкого и дрожащего.
Если бы тогда Господь забрал тебя у меня, я нашла бы способ с тобой встретится, я пила бы без меры снотворное, чтобы сутками перебирать сны, надеясь в одном из них увидеть тебя, я молилась бы и Богу и Черту, выпрашивая один только миг свидания с тобой, я съела бы любые наркотики, чтобы увидеть перед собой бесплотные твои проекции.
Если бы выпало мне жить с другими людьми, не ведая о тебе, я увидела бы тебя случайно, осенним пасмурным днем, где плелась бы с клетчатым зонтом, перескакивая темные лужи и впиваясь влажным взглядом в теплые огни за витринами кафе, и среди тех огней я б увидела тебя. Я цедила бы твой образ в памяти, перебирала бы мельчайшие детали твоих небрежно-идеально подобранных одежд, и всю жизнь гоняла бы в подкорке необходимость соответствовать тебе…
И я никогда не прощу возложенной на меня ответственности – извести в тебе ребенка. Права была умница Линор: «Страшно не то, что мы взрослые. Страшно, что взрослые – это мы».
Ребенок внутри тебя, сознательно сковавший свой плачь страхом перед моими глазами, может вздохнуть спокойно. Теперь взрослая - это я.